Т1-16. М!Есенин, одинокий, разочарованный в жизни и в людях, озлобленный, почти что Бальзак, по крайней мере, такой же замкнутый и ядовитый, встречает... кого-то кто сумеет пробудить в нем фонтан эмоций и чувств... пол и ТИМ "кого-то" на усмотрение автора.
Комментарии
Есенин (Марк)/Гексли (Дэн)
Пацан сидел на скамейке в парке. Дождь, вернее, мелкая противная осенняя морось, сыпала и сыпала с потемневшего неба. Скамейка была сырой, и потому пацан расположился на самом краешке, так, чтоб куртка была под задницей. Его длинные ноги в грубых джинсах вытянулись на самую середину блестящей от влаги дорожки. Благо, по парку сейчас никто не гулял. Ну или пацан думал, что никто не гуляет, и собирался убрать ноги, едва кого-то завидит. Он выглядел типичным крапивинским мальчиком, хорошо воспитанным, из интеллигентной семьи, – с мрачной усмешкой решил Марк, вот уже минут десять наблюдавший за пацаном из-за кустов. С веток ему за шиворот капала вода, но он не мог сделать ни шагу. Стоял и смотрел. Как дурак.
Или как маньяк.
Маньяком он себя не считал, да по сути и не был. Его просто пёрло от мальчиков-подростков в возрасте между четырнадцатью и восемнадцатью. Он нагуглил, что такое влечение называется «эфебофилия». Ну и что? Не педофилия же? Возраст согласия наступил.
Но неприятности будут, если пацан подымет шум. По нынешним временам и линчевать могут добропорядочные правильно ориентированные граждане.
Но в парке никого не было. Да он и не собирался насиловать мальчишку! Просто попробовать его… уговорить.
Уговорить, да.
Он глубоко вздохнул и подошёл к скамейке, медленно, боясь напугать пацана, хотя тот сидел спокойно, расслабленно, о чём-то задумавшись, и рассеянно вертел в руке свой мобильник. Как ни странно, не шарился в Сети, не слушал музыку, не играл в игрушки. Просто слегка подкидывал телефон в ладони.
Марк присел на дальний край скамейки, продолжая пожирать мальчишку глазами. Сейчас он мог видеть только его профиль на фоне тёмного капюшона куртки – чётким росчерком: бледная скула, чуть вздёрнутый нос, длинные тёмные ресницы опущены, из-под капюшона выбиваются светлые прядки волос, пухлые губы слегка оттопырены, будто пацан только что их прикусывал…
Боже… Начать разговор, расположить к себе, не спугнуть, только не спугнуть…
Марк почти неслышно кашлянул и неуверенно пробормотал:
– Что, телефон разрядился? Надо позвонить, что ли? Возьми мой.
Сердце у него так и ухнуло вниз, когда пацан стремительно обернулся к нему, вскинув глаза. Ухнуло и замерло где-то в области паха – горячим твёрдым комом.
Глаза, распахнувшиеся навстречу ему, светились на бледном мальчишечьем лице, словно драгоценные камни. Аквамарин, аметист, бирюза – всё не то, всё мимо кассы… ювелирного магазина… а таких ресниц он и у девчонок-то не видел!
Марк проглотил слюну, таращась в эти глазищи, словно загипнотизированный ими.
– Нет. Не надо, спасибо. Я отключил мобильник, – хрипловато и просто проговорил пацан. Вроде и не испугался совсем, слава тебе Господи, и не бухтит, не хамит, не подрывается с места.
Общается.
Общительный!
Аллилуйя.
Марк снова горячо взмолился небесам об удаче и продолжал, понимая, что надо бы отвести глаза и не пялиться так открыто. Но он просто не мог!
– Ты… что, из дому сбежал, что ли?
Пацан слегка приподнял бровь. Брови у него, как и ресницы, были тёмными, в отличие от волос.
– Нет, Не сбежал. Просто вышел… пройтись.
Глаза его мерцали в подступавшем полумраке, с губ сорвался невольный вздох.
Врёт небось, – понял Марк.
Сбежал.
Тем лучше. Психует, значит, захочет всё рассказать. Потянется к сочувствию. К теплу.
– Ты… – промямлил Марк. – Давно ты тут? Холодно же, сыро и темнеет вон уже… Пойдём, может, – он хотел сказать: «Ко мне домой», но запнулся и сказал совсем другое, более осторожное и невинное: – В кафешку зайдём. Кофейку попьём. Или чаю.
Пацан выпятил обветренные губы – всерьёз задумался. В этом было что-то такое детское, что Марк аж умилился.
– У меня нет денег, – вздохнул пацан, смущённо пожав плечом. – Не взял.
– Я угощаю! – поспешно сказал Марк.
Пацан испытующе взглянул ему в глаза – куда только детская открытость из этого взгляда делась!
Марк прямо взмок под своей кожаной курткой.
– Я… ты… – пробормотал он, машинально засовывая руки в карманы. – Это же просто чашка кофе… я тоже замёрз… что тут такого-то?
Вот идиот, – мысленно ругнул он себя. Тот, кто говорит о «таком», о «таком» и думает! Осёл, тупица…
Но пацан, секунду подумав, тряхнул головой и откинул капюшон:
– Ладно, тогда пошли, если ты тоже замёрз.
Его золотистые волосы, не очень длинные, но густые, растрепались, пухлые губы на миг дрогнули в искренней улыбке, от которой засветились глаза, и Марк вновь застыл, как зачарованный.
Господи Боже. Не спугнуть. Не спугнуть. Болтать, расспрашивать. Сочувствовать. Зайти с ним в кофейню. Выпить по чашке капучино. В кофейне шибко не разъешься, а мальчишка явно голодный – судя по тому, как промокла его куртка и джинсы, он давно бродит по улицам. Значит, позвать его домой, на ужин. Мяса пожарить, картошки. Накормить до отвала. Коньячку плеснуть в чай, чтоб расслабился. Предложить переночевать. Не форсировать. Пусть переночует. Просто. Просто переночует!
Как Красная Шапочка… Нет, Машенька у медведей!
Потерпеть. Подождать. Приручить. Подружиться.
Все эти мысли бессвязно метались в голове Марка, когда пацан, вскинув ресницы, просто спросил:
– А тебя как зовут-то?
– Марк, – хрипло сказал Марк и откашлялся.
Маньяк из него и вправду был хреновый. Робкий, застенчивый…
– А меня – Дэн, – улыбнулся пацан, склонив голову к плечу.
Улыбка его была слегка вымученной, своими натянутыми нервами Марк это сразу просёк.
Что-то у этого мальчишки было сильно не в порядке, но он этого показывать не хотел.
Держался.
Молодец.
* * *
В маленькой кофейне было тепло. Марк снял свою куртку и аккуратно повесил на вешалку в виде стилизованных лосиных рогов, искоса глядя на пацана, который машинально провёл пальцами по влажным от дождя волосам.
– Ты бы тоже разделся, что ли, – проговорил он бодренько, хотя эти простые слова мгновенно заставили его вздрогнуть от возбуждения. – Куртка быстрее высохнет.
Дэн на мгновение задумался, потом серьёзно кивнул, стягивая куртку с худых плеч, и Марк взял её у него из рук, расправляя на вешалке рядом с собственной.
Мальчишка явно привык слушаться старших. Это Марку было на руку.
Может быть, его удастся уговорить… на что-то.
На что-нибудь почти что невинное.
Почти.
Под курткой у него оказалась белая футболка с надписью «Be a pirate» поперёк груди и тёмные джинсы. Футболка была продрана на плече, оттуда торчали нитки и светился треугольник золотистой кожи. Марк снова незаметно проглотил слюну и поинтересовался:
– Чего тебе мама футболку не зашьёт?
Пацан на миг коснулся длинными пальцами прорехи и беззаботно повёл плечом:
– А нету мамки.
– Ну, девчонка, – промямлил Марк.
– И девчонки нету! – Пухлые губы пацана дрогнули в улыбке. – Сам зашью, чо. Я не заметил просто. А ты… наблюдательный.
Ещё бы ему, Марку, не быть наблюдательным, Господи Боже! Да он подмечал каждую мелочь в облике мальчишки так, словно старался запомнить навеки. Трещинку на нижней губе. Слипшиеся стрелками длиннющие ресницы. Светлые прядки волос, которые в тепле начали высыхать и завиваться кудряшками.
– Я просто… – Марк откашлялся в некотором замешательстве, наконец переведя взгляд на возникшую перед их столиком улыбчивую официантку: – Два двойных капучино, пожалуйста. – Он снова глянул на пацана. – Тебя устроит, Дэн?
Ему стало любопытно, как же зовут пацана на самом деле, но спросить он не решился.
Дэн задумчиво кивнул:
– Да. Люблю пенку. – И внимательно глянул из-под ресниц на Марка, который машинально облизал губы. – Продолжай.
– Что… продолжать? – Марк недоумённо моргнул, потеряв нить этой странной беседы.
Пацан был совсем не таким простым, каким казался, внезапно понял он.
– Я сказал, что ты наблюдательный, – терпеливо объяснил Дэн и старательно устроил свои длиннющие ноги на подставке высокого стильного табурета.
Марк даже засмотрелся на эти ноги в разношенных кроссовках, а пацан невозмутимо закончил:
– Ты сказал: «Я просто…» Что?
И выжидательно умолк.
– Ну… – Марк замялся. – Я просто художник. Артер. Вот… – Он смущённо развёл руками.
Это, кстати, было сущей правдой.
– Правда? Круто! – Пацан удивлённо и уважительно улыбнулся, показывая подбородком на кожаную папку формата А3, которую Марк положил рядом с собой на свободный табурет. – Там твои рисунки? Ты что, учишься?
– На худграфе, – скупо ответил Марк, снова приходя в замешательство. Он не привык, чтобы кто-то им интересовался, а в глазищах Дэна засветился искренний интерес.
– Покажешь? – продолжал допытываться пацан, положив подбородок в ладони, а локтями упершись в стол. Марку показалось, что глаза его прямо-таки светятся. Аквамарин. Всё-таки аквамарин.
– Н-не здесь, – бормотнул Марк, неловко поёрзав, и вдруг сообразил, что этот вопрос даёт ему шанс. Он на минуту замолчал, дожидаясь, пока официантка поставит перед ними высокие кружки с капучино и наконец отчалит восвояси. А потом выпалил: – Здесь неудобно. Ну… все же смотрят.
Пацан моргнул, со вздохом кивнул и отпил кофе из своей кружки.
Марк тоже схватил кружку, сделал длинный обжигающий глоток, кое-как отдышался и, решившись, бухнул:
– Можно у меня дома посмотреть. У меня много работ. Я… рисую сколько себя помню. Всю жизнь.
Это опять была сущая правда. Марк ещё в детстве рисовал по многу часов в день, и это ему не надоедало.
Так он и объяснил пацану, продолжавшему уважительно на него смотреть, что Марку неимоверно польстило.
– Выходит, ты сам, что ли, научился всему? Ещё до универа? – Дэн покачал головой. – Нифига себе. А у меня вот только палка-палка-огуречик получается хорошо… – Он вдруг прыснул, тряхнув головой. – Руки у меня кривые для рисования.
Марк чётко осознавал, что пацан нарочно пропустил мимо ушей его приглашение зайти к нему домой и там посмотреть рисунки, но всё равно не вытерпел:
– У тебя красивые руки.
– Ну ты сказал! Руки как руки. Лапы даже…
Марк снова сделал длинный глоток из кружки, несколько раз вздохнул и торопливой скороговоркой пробормотал:
– Нет. Не лапы. Ты красивый. Очень. Я тебя сразу заметил… в парке… я бы хотел тебя… нарисовать, Дэн. Просто нарисовать. Ничего такого, ты не думай! – Его несло, но остановиться он не мог, раз уж начал, и поэтому продолжал, глядя в расширившиеся глаза мальчишки: – У тебя лицо такое… выразительное… и глаза… – Он беспомощно покрутил пальцами в воздухе, сам понимая, что лопочет ерунду.
– И руки, – подсказал Дэн, улыбаясь углом рта. Взгляд его стал острым и холодным.
Изучающим.
Взрослым.
– И руки, да, – упавшим голосом закончил Марк, уже понимая, что всё испортил. В горле у него встал комок.
– Знаешь что? – тихо сказал пацан, опуская глаза на полированную деревянную столешницу. – Это всё бесполезно, ты даже не старайся. Я тебе не дам.
Марк лишился дара речи и мог только немо таращиться на него.
– Ты… – пролепетал он наконец, неловко оттолкнув кружку – так, что кофе выплеснулся на стол. – Извини… Ты просто такой… такой…
Дэн снова поднял на него глаза и Марк едва не замычал от тоски, кольнувшей в самое сердце.
В глазах пацана стыла та же тоска.
– Сякой, да. Немазаный, сухой. – Верхняя губа его вздёрнулась, будто у волчонка, зажатого в угол и готовящегося к прыжку. – Но я же не виноват в этом, верно? Что я – такой. А ты… не западай на меня. Ни к чему это.
Он поднялся и сдёрнул свою куртку с вешалки.
«Поздно! Я уже запал!» – едва не заорал Марк, но лишь пошевелил пересохшими губами.
– Спасибо за кофе, – ровно проговорил Дэн. Оделся он мгновенно, как в армии, и застегнул замок куртки до самого горла. – Не ходи за мной.
– Дай мне свой номер, а? – кое-как прохрипел Марк. В глазах у него защипало, и он несколько раз сморгнул, чтобы не опозориться.
Пацан устало покачал головой, глядя на него всё так же пытливо, а потом, поколебавшись, положил перед ним бумжную салфетку с логотипом кофейни:
– У тебя есть аккаунт где-нибудь в соцсетях? С твоими работами? Запиши, где, я зайду посмотреть.
Марк поспешно пошарил в кармашке своей папки, где у него всегда лежали карандаши, фломастеры и чёрный маркер. Нацарапал свои данные на салфетке и взмолился, приподнимаясь с места:
– Напиши мне что-нибудь туда, пожалуйста! Я ничего плохого… я же просто…
Ладонь Дэна вдруг легла ему на плечо и на мгновение крепко сжала.
– Напишу, – произнёс он негромко. – Не обещаю, но постараюсь. Ты только не жди очень-то уж, ладно?
– Ла-ладно, – выдохнул Марк, понимая, что отныне будет проверять сообщения на своей странице каждые пять минут, как помешанный.
И ещё он понимал, что пацан сейчас повернётся и уйдёт – насовсем – из его грёбаной жизни, как мимолётное виденье, как гений чистой красоты… Но не представлял, как его задержать ещё хоть на чуточку, и пробормотал:
– Ты можешь прямо сейчас посмотреть мои рисунки. Здесь. Вот!
И он вывернул свою драгоценную папку прямо за столешницу, по которой расплескался его кофе, уже не думая о том, что все посетители этой забегаловки с любопытством таращатся в его сторону.
Пацан медленно брал один лист за другим, а Марк жадно смотрел не на рисунки – на его тонкое лицо, где словно отражалось всё, что тот видел: средневековые башни, парящие в поднебесье драконы, внезапно маленький дом в чаще леса, бегущая куда-то река, единорог с девчонкой рядом…
Единорогом Марк гордился. В этой вещи было что-то…
Именно на арте с единорогом пацан и задержался.
– Единорог подпускает к себе только невинных, – зачем-то объяснил Марк.
– Значит, меня не подпустит. – Губы пацана снова дрогнули в улыбке, которая не коснулась усталых глаз. – Ты рисуешь… – Он помедлил. – Как надо. По-настоящему.
Он ещё раз пересмотрел все арты, бережно сложил листы обратно в папку и безмолвно протянул её Марку, а тот так же безмолвно взял. Сердце у него колотилось быстро и болезненно.
– Я тебе маякну, – коротко сказал пацан, тряхнув головой. – Правда.
Так же коротко улыбнулся.
И пошёл к дверям.
Марк провожал его глазами, пока дверь за ним не захлопнулась. Ему показалось, что в кофейне вдруг стало темно.
Ну вот и всё.
Не давая себе раскисать, Марк снова стремительно схватил фломастер, чтобы сделать то единственное, что он мог сейчас сделать.
Он выхватил из папки и перевернул лист с одним из своих рисунков. Фломастер быстро зачиркал по бумаге – без карандашного наброска, почти без помарок. На листе постепенно возникло лицо пацана: острые скулы, чуть вздёрнутый нос, большой рот с чуть прикушенной нижней губой. и глаза в мохнатых ресницах, словно освещавшие всё вокруг.
Подошедшая со счётом официантка бесцеремонно заглянула Марку через плечо и удивлённо пробормотала:
– Похо-ож…
Марка так и передёрнуло, словно девчонка претендовала на самую суть Дэна, на него самого.
Он, не глядя на счёт, бросил на стол пару сотен, затолкал рисунок в папку и, бережно прижимая её к груди, выскочил за дверь.
Снова моросил дождь и уже начинало темнеть. Марк замахал рукой приближавшемуся такси и неловко влез в салон, стукнувшись макушкой.
Где сейчас Дэн?
Боже, ну почему он ушёл бродить по улицам один в такую пору? Неужто так испугался его, Марка, приставаний?
Вряд ли. Он точно не из пугливых.
Марк поймал себя на том, что всматривается в одинокие фигуры прохожих, ищет Дэна глазами.
Бесполезно.
Надо скорее вернуться домой, к компу, запостить арт на тот сайт, адрес которого он дал Дэну.
Пусть он быстрее откликнется.
Может быть, откликнется.
Может быть…
Мне кажется, эти двое очень втимны, по крайней мере, за Еся я ручаюсь.
Я очень сильно надеюсь, что они еще встретятся, а как Вы сами думаете?
растроганный Есь-заказчик, очень довольный
Я очень сильно надеюсь, что они еще встретятся, а как Вы сами думаете?
Думаю, что Гека Есь заинтересовал, и он по крайней мере, ему хотя бы напишет, а то, что Есь очень сильно "запал", это очевидно.
Спасибо еще раз за такую высокую оценку!
Ваш очень довольный автор
Автор
спасибо
Автор
да вы чтооо?
А.